ОНИ И МЫ

ФРАГМЕНТЫ ОДНОЙ ЖИЗНИ

Анатолий МАРКУША

Вы деликатны со своими детьми?

С ранних лет я терпеть не мог никому уступать. Постоянно лез напролом: или все – или ничего. Когда я не уступал малышам, мне доставалось от взрослых, а начинал препираться со старшими – влетало вдвойне. Не сосчитать, сколько я заработал шишек, прежде чем понял: жизнь без компромиссов – каторга. Но что такое не унижающий тебя компромисс? Ты делаешь шаг навстречу человеку, он, соответственно, – шаг навстречу тебе. Так шаг за шагом идет сближение. Да, приходится в чем-то уступать, чем-то жертвовать. Каждому!!! Зато в конечном счете получается не по-твоему и не по-моему, а по-нашему. Откровенно говоря, идти на компромиссы не самое большое удовольствие, порой мне бывало тошно, но все-таки лучше договориться, чем влезать в конфликт.
Особо, мне думается, полезно рассмотреть это положение родителям, так часто извергающим: «Никаких разговоров! Я сказал, значит – все!!!»
Уважаемые родители, поверьте мне: ваша безапелляционная сиюминутная амбиция, вызванные у ребенка слезы, даже истерика – не самое страшное. Ведь худшее в том, что бескомпромиссная самоуверенность заразительна. Повторяясь, она оседает в сознании ребенка, ломает его характер, подавляет нормальное формирование личности.

Однажды судьба свела меня с Германом Титовым, тогда его именовали космонавтом номер два, их действительно было только двое – Гагарин и он. Приехал к нему домой, позвонил в дверь, открывает жена Германа Степановича и говорит: заболел. Признаться, я очень удивился, мне казалось, космонавты вообще болеть не могут. На заре космической эпохи оторвавшихся от земли и вышедших за пределы ее притяжения мы представляли себе совершенно особенными...
– Заходите, заходите, я обещал и жду вас, – закричал из спальни Титов. – Ничего особенного, обыкновенные сопли...
Кажется, это был единственный в моей практике случай, когда я брал интервью, сидя на краешке двуспальной кровати. Скованность исчезла не сразу. Наконец я понял: передо мной никакой не сверхчеловек, а совсем простой, веселый, остроумный малый. И тогда я спросил:
– Скажите, Герман, у вас случается такое состояние, когда вы понимаете: надо, а делать – ну никакой охоты нет?
– Сколько хотите, – немедленно отозвался Титов.
– И что в таком случае делаете?
– Мой отец был учителем, хорошим, вдумчивым учителем, вот он меня и «образовал» по этой части: бери себя за шиворот и сам тащи себя к столу, к станку, в библиотеку, на тренировку – словом, куда требуется в данный момент. Самому себя неволить, принуждать – нелегкое дело, но другого способа я просто не знаю, – с улыбкой закончил тот разговор космонавт номер два...
Однажды меня сильно озадачил чешский генерал Чепичка, когда спросил
– Почему русские так часто повторяют «честное слово»? Создается впечатление, будто вы или сами себе не верите, или стараетесь что-то скрыть...
Подумайте и вы над этим вопросом.
Много лет я дружил с инженером Игорем Эрлихом. Случилось мне в разговоре произнести слово «филистер». Игорь отреагировал моментально:
– Правильно «филистер», а не «филистер».
Я усомнился: все-таки он был инженером, а не литератором. Полезли в словарь. И мне пришлось признать:
– Твоя правда, Игорь.
Никакого даже малейшего намека на торжество или удовольствие не промелькнуло на его лице. А в другой раз мы заспорили о воспитательных установках, которые использовали в своей родительской практике. Незаметно сцепились: Игорь в воспитании был либеральнее, но в споре не сдавал своих позиций. Я – тоже. Еще бы немножко... Впрочем, именно тут, на грани нормального спора друзей, я услыхал:
– То-о-оля, пожалуй, нам лучше обсуждать проблемы, нас объединяющие, а не те, что разъединяют...

Общение требует сдержанности и непременно – деликатности. Понять и, главное, почувствовать – это удается, к сожалению, не сразу.
Человек овдовел. Спустя вполне приличествующее время женился. И сразу в его окружении пошло жужжание: из ума выжил, на что это похоже – она ему во внучки годится. И верно, новая жена была на пятьдесят лет моложе.
Согласен, случай нетипичный. Впрочем, на мои с ним отношения это никак не повлияло. Мы общаемся, охотно говорим обо всем на свете, мы понимаем друг друга. Но никогда я не отважусь его спросить: как ты мог решиться на такой шаг?
Почему не отважусь? А потому, что могу представить, что он мне ответит: «Это, мой друг, совершенно не должно вас беспокоить...»

О том, как я торчал перед зеркалом еще до того, как начал бриться, откровенно говоря, вспоминать противно. Но из песни слова не выкинешь. Увы, радости от своей прыщавой морды и хлипкой шеи испытывать не приходилось, а все же – торчал... Очевидно, с той самой поры зеркала вызывают во мне некоторую настороженность. Но деваться некуда: пришло время бриться каждый день – и уж хочешь не хочешь, а смотрись. Оказывается, зеркало требует откровенности...
Бреюсь и спрашиваю себя: почему накануне покривил душой? Для чего соврал без всякой необходимости? А зеркало требует откровенности, оно не терпит фальши и свято хранит тайну. Иногда я пытаюсь представить, какой же запас информации могло бы выдать зеркало, будь оно наделено памятью. Неутаенная откровенность постепенно оборачивается опытом – положительного и отрицательного знака. Мой личный опыт говорит: нет на свете человека, который бы любил самокритику, хоть нам и внушали: надо, очень надо любить! Думаю, что знакомство с чужим опытом, особенно самокритичным, может принести значительно больше человеку, особенно молодому, склонному «обдумывать свое житье», поэтому и рассказываю в «Фрагментах одной жизни» все как было, без лакировки и бантиков.
Маленький чисто практический совет читателю: попробуйте произнести на разные лады такое простенькое словечко – «мастер». И вы немедленно убедитесь: самое незначительное изменение интонации может придать слову абсолютно новый смысл. Сыграйте в эту игру перед зеркалом, и вы совершенно по-другому поймете пословицу «Тон делает музыку». В общении очень важно не только что, но и не менее существенно, как произнесено.
Никакие самые быстродействующие компьютеры не сумеют подсчитать, сколько испорчено крови в борьбе за «последнее слово». Прав или не прав – особой роли не играет, последнее слово остается за мной!
Бойтесь этой напасти, она портит жизнь, она превращает компанейскую, остроумную, всеми привечаемую личность в склочника и сквалыгу.

Здесь я делаю паузу. Фрагменты жизни, передаваемые на суд читателей, требуют не только честности и хорошей памяти, но еще и осмысления.