НАШЕ БУДУЩЕЕ -
ДЕТИ ВОЙНЫ

Татьяна ШИШОВА, психолог

Мир устроен парадоксально. В моем детстве, в начале 60-х, мы ужасно боялись войны. Эта тема постоянно присутствовала в наших разговорах, играх, ночных кошмарах. Помню, однажды зашедший во двор алкоголик заявил, что завтра начнется война. Мы – стайка пяти-шестилетних детей – с ревом кинулись по домам, и хотя родные постарались нас успокоить, мы еще долго с тревогой прислушивались к гулу пролетающих самолетов: нам все казалось, что может начаться бомбардировка... А ведь тогда война в нашей стране была практически нереальной!

Нынешние дети боятся войны намного меньше, чем вампиров и привидений. Хотя война идет и даже в Москве нет ощущения безопасности. Не знаю, может, это особенность детского восприятия – бояться далекого и таинственного. Но скорее, мы пожинаем первые плоды своей взрослой безответственности. Залив экран потоками крови, нашпиговав кино- и телепродукцию сценами насилия, сделав из смерти шоу, перемежающееся рекламой жвачек и сникерсов, мы вынуждаем детей отгораживаться от жизни, обрастать коркой равнодушия и цинизма. А когда война прекращает быть виртуальной реальностью, ужасаемся безжалостности малолетних солдат.

Конец ХХ в. вообще знаменателен тем, что под разговоры о правах детей и принятии гуманистических международных конвенций детство практически лишается статуса неприкосновенности. Дети все чаще втягиваются в военные конфликты, становятся кто жертвами, а кто – соучастниками чудовищных преступлений.

За последние десять лет в мире убито в войнах около 2 млн детей, 6 млн получили серьезные ранения или стали инвалидами, а почти 30 млн превратились в беженцев. В Сараево более половины детей было ранено, а 66% подвергались смертельной опасности. В Анголе 67% детей стали свидетелями пыток, избиений и ранений, причем среди пострадавших было много их родственников. В Руанде почти все дети осиротели, 16% из них выжили, прячась под трупами близких. После произошедшей в Руанде резни народа тутси дети при опросах говорили, что им безразлично, вырастут они или погибнут.

Еще каких-то десять-пятнадцать лет назад все это казалось нам бесконечно далеким, а потому недостойным пристального внимания. Но сейчас, когда уже и в Дагестане десятилетние мальчишки гордо расхаживают с автоматами, пожалуй, стоит поинтересоваться чужим опытом. Как известно, только дурак учится на своих ошибках. Умный предпочитает учиться на чужих.

Вот история, каких сейчас в мире миллионы.

Когда Томас пошел на войну, ему было одиннадцать лет. Автомат Калашникова, который он носил, при случае пуская в ход, был больше него самого, но весил немного, и носить его было необременительно. Для начала Томасу велели убить пленного в доказательство того, что он способен стать настоящим солдатом. Он попытался воспротивиться, но ему пригрозили смертью, и мальчик покорно исполнил приказ. Затем он научился сбрасывать людей в колодцы, где они умирали медленной смертью, видел коллективные изнасилования женщин и принимал психостимулирующий препарат-амфетамин, про который ему говорили, что это «сделает его сильным и храбрым воином». Томаса часто наказывали: связав ему за спиной руки, стягивали веревку все туже и туже, пока не начинали хрустеть ребра. Тогда пытка прекращалась, но руки надолго оставались парализованными.

По свидетельствам очевидцев, из детей получаются отличные солдаты. Они храбры и послушны, не задают лишних вопросов, их легко подавить, легко наказать. А некоторые даже воспринимают войну как игру. В последние годы с появлением легкого и простого в употреблении оружия детей стали использовать в составе ударных войск. Это умножает потери среди гражданского населения, ведь нынешние боевые действия ведутся уже не столько против вражеской армии, сколько против мирных жителей. В 90-е гг. тактика ведения гражданских войн будто специально разрабатывалась для малолетних солдат.

Как сообщил пару лет назад журнал «Квакер», везде, где ведутся сейчас войны, детей насильно забирают в армию, и они быстро обучаются чистить и заряжать оружие, мародерствовать, ползать по-пластунски, брать заложников и убивать врагов. В Камбодже дети участвуют в вооруженных конфликтах с 1953 г., когда в стране была свергнута монархия. То есть там уже сорок лет подряд у детей крадут детство.

А когда войну наконец удается прекратить, встает другой, не менее трудный вопрос: что делать с уцелевшими детьми? Как быть с армиями мальчиков после подписания мира в Мозамбике и Анголе? Само число этих солдат ужасает. В Либерии их, например, шесть тысяч. Разве можно вернуть детство десятилетним солдатам? Ведь эти ребята видели столько ужасов, они привыкли к насилию и жестокости. Большинство из них неграмотны, и это понятно: где им было учиться? Непонятно другое: как объяснить детям, что такое детство, если они его не знали, не помнят? Неудивительно, что даже когда удается найти родителей этих мальчиков, взрослые не хотят их забирать домой, боясь этих закоренелых убийц.

Программы реабилитации, проводившиеся представителями ООН и группами добровольцев, не дали, как говорится в отчетах, «обнадеживающих результатов». Вот что рассказывает про эти занятия английская писательница Кэролайн Мурхед, специалист в области прав человека. «Бывшие малолетние солдаты очень агрессивны, у них размыты представления о добре и зле, а некоторые из этих детей откровенно порочны. Они рисуют только танки и взрывы бомб, играют в палачей, страдают бессонницей, фобиями, приступами тревоги. Кто-то не может есть. Кто-то абсолютно неконтактен. Из их памяти не удается вытравить воспоминания о жестокости. Один маленький либериец, впервые взявшийся за оружие в десять лет после того, как у него на глазах зверски убили сестренку, сказал на реабилитационном занятии: «Меня должны наказать за то, что я сделал». Но, пожалуй, больше всего в подростках, чье детство прошло на войне, пугает равнодушие. Смерть стала для них чем-то совершенно обычным, заурядным».

Во всем плохом, что происходит с детьми, виноваты взрослые. Это азбучная истина, которую мы на исходе тысячелетия вдруг начали забывать. Отказываясь от традиционных норм поведения, в частности предполагающих ограждение детей от насилия во всех его видах, мы нарушаем один из основных жизненных законов. И тем самым ставим под угрозу саму жизнь. И детскую, и нашу собственную. Взрывы в Москве и война в Чечне – это для нас предупреждение. Но, боюсь, мы его не услышим. Ведь наши политики и журналисты тоже, как дети, не желают видеть реальных опасностей и пуще всего боятся слова «цензура». Даже когда речь идет об охране детской психики и нравственности. По крайней мере, утро наших детей, во многих домах проходящее при постоянно включенном телевизоре, начинается под сцены ссор, ругани и оскорбления (по подсчетам социологов, 36,9% подобных сцен, транслируемых в течение суток, приходится на утренние часы), с показа драк (четверть всех теледрак тоже приходится на утро) и убийств. Днем, когда дети приходят из школы, количество телеубийств возрастает почти вдвое – с 17,4 до 31,6%. Вечером эта цифра становится еще больше, а в дополнение к убийствам показывается масса аварий, стихийных бедствий и катастроф. И все так красочно, динамично, крупным планом. Есть чему поучиться, есть что позаимствовать. И они, наши дети, учатся, прильнув к экранам.